Как эхо далекой войны…
18 сентября 1942 года
Утро сегодня выдалось неласковое. Холодно… Матушка все переживала о погоде, о дороге, которая мне предстоит. Жалеет сынишку. И мне ее жалко… А себя я не жалею! Год в Хлыстовке родной с начала войны просидел, а так хотелось на фронт, к отцу… Наконец-то завтра в путь.
19 сентября 1942 года
На вокзале с матушкой простился, обняла меня крепко, просила письма писать. Ох, не знаю, до писем ли на передовой… Но при первой возможности весточку напишу: сердце мамино болеть по мне будет. Из поезда смотрел на нее, маленькую, худенькую. Платочком ситцевым все слезы утирала. А все равно красавица у меня матушка. Только прорвем кольцо проклятое в Ленинграде, так сразу в Хлыстовку повидаться приеду. Мол, посмотри, родная, какого солдата бравого вырастила. Утру ей слезы грубой солдатской рукой и обниму крепко-крепко…
20 сентября 1942 года
Уже вторые сутки в дороге. Вагоны полны молодых, здоровых, рвущихся в бой ребят. Больше всех нравится мне Васька Савельев: не парень - загляденье! Любого рассмешит так, что живот надорвешь. А голосистый какой! Заслушаешься и забудешь совсем, куда едешь…
22 сентября 1942 года
Писать некогда. На Ленинградском фронте сейчас нелегко... Попал я в 128 стрелковую дивизию 374 стрелкового полка. И теперь с гордостью вспоминаю слова командира штаба: «Рядовой Сидоров Пантелей Михайлович». Рядовой… Это пока что! С товарищами мы быстро поняли, что тут да как, но пока нас в самое пекло не пускают, говорят, мол, автомат в руках держать надо научиться, еще зеленые совсем… Невтерпеж мне уж в бой настоящий. А там глядишь, и командир штаба строгим, но торжественным тоном произнесет: «Награждается Сидоров Пантелей Михайлович «Медалью за Отвагу».
25 сентября 1942 года
Сегодня меня вызвал к себе командир батальона. Отметил среди всех как сообразительного и ловкого, сказал, мол, «будешь у меня связным». Объяснил, что будут мне теперь выдавать пакеты с важными документами, а я в одиночку буду в другие штабы их доносить лично командирам. Я горд!
30 сентября 1942 года
Было страшно. По-настоящему страшно. О таком я точно не думал…Это было мое четвертое задание. По лесу не меньше 6 километров, да и местность не такая знакомая. Наши сегодня опять блокаду пытались прорвать, да фашисты смогли у Черной реки встретиться, а территорию эту теперь прочищают, осматривают с особой тщательностью. Чувствовал, что остается еще половина пути. Вдруг выстрелы, да прямо у меня над ухом. Спрыгнул в овраг и скрючился, чтобы в грязи и буреломе никто не приметил человека. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит. Все казалось, что вот уже и ветки под ногами фашистскими хрустят … Лежал долго, от страха забыл про время, в сумерках уже выбрался из оврага и все-таки пакет донес, пусть и с опозданием. Вернулся в свой штаб, ходил все и думал... Товарищи спрашивать начали, мол, что, Пантелей, приуныл? Ничего не ответил… Стыдно ведь.
Надо бы письмо матушке написать, что все у меня хорошо.
17 октября 1942 года
О страхе своем я доверился только Васе Савельеву. Не ошибся я в товарище. Васька выслушал меня и сказал, что и сам он боится до чертиков. Его в разведку определили, но пару раз ходил он и в бой самый настоящий! Немцы окружили наших ближе к востоку, а батальоны всё прорвать пытались немецкий котёл. Там-то Васька и побывал в аду. Говорит, что, как вернулся в штаб, так и не спал целую ночь, тоже стыд со страхом мешались.
8 ноября 1942 года
Сегодня получил, наконец, весточку от матушки. В Хлыстовке моей сейчас совсем голодно стало. Рассказывает она, как всё продовольствие на фронт отправляют, себе ничего не оставляют. За меня волнуется милая. Как бы хотелось сейчас родную деревню увидеть, да такой, какой она во всей красе в мае месяце бывает: цветут сады, пахнет сирень, облака размеренно плывут по небу, и матушка стоит в саду… Всё на свете бы отдал, чтобы увидеть её, липу старую в нашем саду да куст сирени у дома.
10 декабря 1942 года
Писать получается редко… Уже второй месяц пытаемся соединиться со второй ударной армией на востоке, да не дают нам гады немецкие прохода. При каждой попытке атаковать начинают, а нам из Ставки был приказ воздержаться от атак, занимать позиции. Только и делаем, что терпим и отстреливаемся! Пакеты с документами теперь все чаще доношу в восточную сторону, бежать нередко приходится и под пулями… Страх божий: бежишь по полю, бывает, и по лесу, а над тобой пули свищут, вокруг тебя бойцы падают. Ты с пакетом этим, как с младенцем на руках, и думать тебе нужно в первую очередь о его сохранности, умереть самому, а документа важного фашисту не оставить: рви его, жги, топчи, топи, хоть съешь, говорил комбат. Не доставишь вовремя - только Богу известно, сколько людей погибнет по твоей вине. Я бегу, что есть мочи и думаю, как бы следующую воронку обогнуть да от пули увернуться. Прибываешь в штаб, и все будто в дымке… Теперь мне страха не стыдно. Понимаю, что на войне он спутник каждого.
28 декабря 1942 года
С приходом морозов стало невыносимо. Солдаты умирают еще и от болезней. Задумывался я: как лучше, спокойнее будет умереть? В бою? На больничной койке? Умереть в бою страшно: и проститься с жизнью не успеешь. Страшнее умереть, скажем, в плену. Там точно успеешь подумать о смерти, даже ждать ее будешь, поторапливать... А больничная койка? Васька Савельев сказал, что койка – самое страшное…
23 января 1943 года
Наконец-то! Сегодня нашим удалось соединиться со второй ударной армией на востоке! С прошлой недели штаб наш был перенесен ближе к Ладожскому озеру. А теперь, имея помощь второй ударной армии, мы готовимся к штурму Синявских высот. Вот только с продовольствием в последнее время тяжело: в день стали давать по 20 граммов масла, сахар и сухари. С оружием еще хуже: не хватает на всех винтовок и автоматов. Васька рассказывает, что иногда приходится пушки добывать прямо в бою. Но, несмотря на это, боевой дух у всех на подъеме, новость о желанном воссоединении вдохновила всех, командир батальона лично благодарил тех, кто сегодня участвовал в бою, и товарища моего в том числе. А сейчас, пока я за карандаш взялся, поют ребята. Васька затянул «Волховскую Застольную», все подхватили: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем…».
30 марта 1943 года
Уже месяц нахожусь я в Нижегородском госпитале. Только сейчас нашел в себе силы писать.
С середины февраля Ленинградский и Волховский фронт общими усилиями штурмовали Синявские высоты. Бои шли с переменным успехом. Я оставался связным. Осколками заработал себе два шрама, оба на правой руке. Но в один день переменилась моя судьба.
Пришлось мне тогда идти в бой. Набатом гремела воздушная артиллерия, под ногами дрожала земля, я и сам дрожал то ли от страха, то ли от взрывов. Бежать приходилось даже по телам погибших. Глаза мои наливались кровью, то ли плакал я тогда, то ли от дыма слезились они.
Там остался мой товарищ Васька. Навсегда остался…
Штаб, в который я был послан, находился в лесу, но, когда я стал подходить ближе, понял: он занят немцами. Взяв в руки автомат, я с расстояния стал палить по врагам, а подобравшись чуть ближе, две гранаты бросил – получайте, фашисты. Воспользовавшись растерянностью фрицев, мне удалось скрыться. Вот только на обратном пути и повстречалась мне та проклятая мина… С трудом подняв голову, увидел через разорванную штанину торчащую кость. Опустив голову, я сжал зубы. Чувствовал, как кровью наливается мой сапог. Не знаю, сколько я пролежал, пока не увидел над собой санитара. Очнулся уже здесь, в госпитале Нижнего Новгорода.
31 марта 1943 года
Пожалуй, тут-то я пережил самое страшное: мне чуть не ампутировали ногу. Я – калека?! Как же я появлюсь перед мамой?! Согласия на ампутацию я решительно не дал.
1 апреля 1943 года
Врачи дают шанс. Стараются сохранить ногу.
6 апреля 1943 года
Лежу здесь, прикованный к кровати, и не знаю, что будет со мной завтра, а еще хуже: не знаю, что с нашими там, на Синявских высотах, и скоро ли освободят Ленинград. Вася был прав: жутко ожидать смерти на койке.
....................................................................
15 ноября 1943 года
Вот я и дома, демобилизованный рядовой Сидоров. Ногу мою удалось-таки спасти. Пока щеголяю с палочкой. Здесь, в родной Мордовии, тоже всем хватает работы, даже писать некогда. Но душой я там, под Ленинградом…
3 февраля 1944 года
Сегодня рано утром разбудила меня матушка, сказала, что пришло письмо на мое имя. Как же я обрадовался, что ребята помнят обо мне! Да еще и какую новость прислали! Я заплакал, как мальчишка.
- Что случилось сынок, погиб кто? - затревожилась мама.
- Освободили наши Ленинград 27 января.
Плакали вдвоем. Сколько же в этих слезах и счастья, и горя… И горечи, что меня не было там …
Эх! «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем…»
По воспоминаниям моего прадеда, рядового связиста Сидорова Пантелея Михайловича,
сражавшегося на Синявских высотах под Ленинградом в составе 128 стрелковой дивизии 374 стрелкового полка
Потапова София, ученица 11а класса
МБОУ "Лицей №1 Брянского района"